— Бесценное — это ты, — снова хлюпнула я. — Мне так не хватало тебя, когда на свет появлялись Роа и Риа…

Кажется, все, что я на самом деле держала в себе, сейчас прорвалось из меня с этими словами и слезами. Слезами не столько от боли, сколько очищающими, и я ведь понимала, что в общем-то, все в порядке. Что вот он, рядом со мной, а мое нежелание пускать его на совместные роды — это, скорее, страх… страх чего?

Мне даже додумывать или говорить не надо было, Бен мягко сжал мои плечи, касаясь губами виска. Сцеловывая капельки пота, кончиками пальцев убирая налипшие, выбившиеся из под шапки ниточки прядей.

— Я с вами, Аврора. Я с вами, мои любимые девочки.

Меня снова накрыло, при этом накрыло так, что от наших глубинно-черно-пламенных волн запищала аппаратура, а врач немедленно воскликнула:

— Риаммэ Вайдхэн! Вот сейчас, пожалуйста, ложитесь!

Я позволила Бену очень мягко и деликатно поднять себя на руки и уложить на широкую специальную койку с приподнятой спинкой. Акушеры и остальные занялись своими делами, Бен же положил руку мне на живот.

— Этресс, ну ты где там? Мы тебя заждались.

Имя мы выбирали вдвоем, Этресс. Этти. Я уже так называла свою вторую звездочку, и сейчас отчаянно, изо всех сил присоединилась чувствами к ее отцу. Словами не передать, что значило его присутствие здесь в такой момент для меня, но я была уверена, что для нее это тоже очень и очень важно. Для той, с кем Бен так активно общался всю мою беременность, наверняка очень важно знать, что здесь и мама, и папа. Что они очень-очень ее ждут. Очень-очень хотят с ней познакомиться!

На глаза навернулись слезы, и не столько от новой и сильной схватки, скрутившей низ живота, сколько от чувств. Все эти месяцы рядом с ним, рядом со своими детьми, со своей семьей, я была полна любовью. Но в этот миг ее во мне было столько, что я могла обнять весь мир, всю вселенную и даже то, что где-то там, за ее пределами. Поразительно, но боль отступила, рывком облегчения, а потом… потом я услышала крик.

Первый отчаянный крик моей крохи, и тут меня прорвало окончательно. Слезы хлынули просто потоком, по щекам, в уголки губ, я улыбалась и плакала одновременно. Особенно когда мне подали темноволосую крошечную копию папы, удивленно моргнувшую и чмокнувшую губами.

— Привет, — Бен склонился над нами, глядя на нашу кроху. — Давай знакомиться.

Этти снова моргнула, а я была безумно благодарна ему за это. Просто за то, что он здесь, рядом. За то, что мы вместе сотворили это новое чудо. За то, что он заговорил с ней, потому что икающая и хлюпащая мама — это совершенно не то, чем мне хотелось бы запомниться нашей доченьке в первое мгновение ее жизни.

— Какая она чудесная, — произнес он.

И в этот момент я с удивлением обнаружила, что в его глазах тоже слезы.

Наверное, я бы так и смотрела ему в глаза, но Этти пискнула. Недовольно, требовательно, возвращая к себе внимание, и я коснулась губами ее крохотного лба, а Бен провел пальцами по темным волосикам.

— Добро пожаловать, чудо, — еле слышно произнесла я, относительно справившись с чувствами. — Добро пожаловать в эту жизнь.

Глава 33

Зингсприд, Аронгара

Черное пламя Раграна

— Я здесь исключительно из уважения к тебе и к твоей жене.

Ландерстерг был явно не в настроении. Его «не в настроении» выражалось в ледяных взглядах, которыми он окатывал публику в Зингспридском балетном театре. Их ложа была достаточно уединенной, но на них все равно оглядывались. Некоторые беззастенчиво задирали головы, чтобы увидеть правящих Раграном и Ферверном на премьере. Представление повеселее того, что ожидалось на сцене, но Бен не стал развивать тему. В ответ на его вопрос, что же они не поделили с семейством Гранхарсенов, Ландерстерг отозвался именно так, а значит, там действительно произошло что-то серьезное.

— Как Ятта и Эрвер? — теперь разговоры о детях уже не казались чем-то излишним. Особенно учитывая, что их планы на перспективу все же в большей мере сходились.

— Ятта спрашивала про Роа и Риа, — лицо Ландерстерга мгновенно смягчилось. Так было всегда, когда он говорил о дочери. Или о жене.

Теперь Бен его понимал, как никто другой. Раньше семья была для него чем-то недостижимым, размытой мечтой, наполненной самыми разными представлениями, но теперь, когда у него появились Аврора, Риа и Роа, Лар, Этти и даже вездесущая Дрим (которая определенно была его семьей), одна лишь только мысль о них переключала чувства и мысли на любовь.

Дети временами доводили до крылышек, но это был нормальный процесс. Нормальным было помогать им решать яростные споры или напоминать, что они семья, когда случалась (крайне редко) какая-то серьезная ссора. Нормальным было уставать и не хотеть никого видеть, а спустя пять минут лежать на диване, когда Аврора перебирает твои волосы, а по тебе прыгает ее маленькая точная копия и верещит:

— Папочка, папочка, папочка!

И уже даже не хотелось поддерживать Аврору, когда она строго произносила:

— Риа, папа устал. Веди себя потише, пожалуйста, — но Риа и впрямь тут же затихала и говорила:

— Ладно. Тогда я спокойно тут полежу.

И устраивалась у него на груди, сопя носом в шею, щекотя легкими волосиками подбородок, пока Лар с Роа строили из конструктора высотки и спорили, какую лучше поставить дальше, а какую ближе. Нормально было перехватывать Роа, собирающегося в гневе схватить Дрим за хвост за то, что она неуклюже снесла им только что построенную башню и объяснять, что такое любовь к драконам.

Все это стало настолько привычным, будто он жил в этом всю свою жизнь. Словно каждый его день был наполнен самыми близкими. Самыми-самыми родными. И, явно решив пошутить, судьба в этот круг близких еще каким-то чудом добавила Ландерстерга с Лаурой. Их семью.

Они обсуждали уже не только политику и детей, матчи по гратхэнду или блюда в ресторане. Как-то незаметно в его окружении появились высокопоставленные иртханы Ферверна, с которыми довольно тесно общался Ландерстерг, а круг правящего Ферверном пополнился знакомыми Бена, с которыми теперь общение тоже выходило совершенно иным.

Новая жизнь была полна чувств, она могла бы раньше показаться опасной, потому что в ней появилось слишком много слабостей, но именно сейчас Бен начинал понимать, что это не слабость, а сила. Близкие — это не уязвимость, которую надо окружать непробиваемыми стенами, это в первую очередь те, кто делает тебя счастливым. Совершенно разносторонне, а счастье и любовь — это самая великая в мире сила.

— Это хорошо, — отозвался Бен, в одно мгновение пропустив сквозь себя все эти чувства и мысли.

— Будем ждать вас в гостях в ближайшие выходные. Берите Этти с собой, Ятта безумно хочет на нее посмотреть.

— Риа тоже носилась с ней первую неделю, а потом сказала, что слишком устала быть матерью.

Ландерстерг улыбнулся.

— Ятта очень хочет сестренку.

Бен приподнял брови:

— Не думаю, что процесс создания сестренки настолько сложный.

Торн хмыкнул.

— Сложности в том, чтобы уговорить на сестренку Лауру.

Бен усмехнулся. В том, чтобы уговорить на что-то Лауру, действительно всегда были сложности, она либо хотела, либо нет, никаких компромиссов. Сейчас вспоминать о ней было вообще не больно, если не сказать даже немного забавно. Долгое время он считал ее недосягаемым идеалом, одна мысль о ней заставляла все внутри переворачиваться от жуткого чувства жалящей обиды и несправедливости, но…

Это было настолько давно, что сейчас просто казалось каким-то сном. Каждый раз, когда он с ней встречался, оставалось только удивляться ярости своих эмоций в прошлом, потому что рядом с Лаурой никогда не было и сотой доли того, что было с Авророй. А впрочем, это сравнение здесь ни к чему.

Аврора — его женщина. Его пара. Так было всегда, и на каком-то глубинном уровне он это почувствовал, когда она впервые вошла в Ровемарк. Поэтому так отчаянно сопротивлялся, но в конечном итоге их чувства оказались сильнее всего. Даже сильнее того, что они вместе с ней намудрили.